За степью, в приволжских песках,Широкое алое солнце тонуло.Ребенок уснул у тебя на руках,Ты вышла из душной кибитки, взглянулаНа кровь, что в зеркальные соли текла,На солнце, лежавшее точно на блюде, —И сладкой отрадой степного, сухого теплаПодуло в лицо твое, в потные смуглые груди.Великий был стан за тобой:Скрипели колеса, верблюды ревели,Костры, разгораясь, в дыму пламенелиИ пыль поднималась багровою тьмой.Ты, девочка, тихая сердцем и взором,Ты знала ль в тот вечер, садясь на песок,Что сонный ребенок, державший твой темный сосок,Тот самый Могол, о которомВо веки веков не забудет земля?Ты знала ли, Мать, что и яВосславлю его, — что не надо мне рая,Христа, Галилеи и лилий ее полевых,Что я не смиреннее их, —Атиллы, Тимура, Мамая,Что я их достоин, когда,Наскучив таиться за ложью,Рву древнюю хартию божью,Насилую, режу, и граблю, и жгу города?— Погасла за степью слюда,Дрожащее солнце в песках потонуло.Ты скучно в померкшее небо взглянулаИ, тихо вздохнувши, опять опустила глаза...Несметною ратью чернели воза.В синеющей ночи прохладой и горечью дуло.27.VI.16